VII. Рефлексия Работа по карточкам

Ты знаешь: удален от ветреного света,
Скучая суетным прозванием поэта,
Устав от долгих бурь, я вовсе не внимал
Жужжанью дальному упреков и похвал.
Могли ль меня молвы тревожить приговоры,
Когда, склонив ко мне томительные взоры
И руку на главу мне тихо наложив,
Шептала ты: скажи, ты любишь, ты счастлив?
Другую, как меня, скажи, любить не будешь?
Ты никогда, мой друг, меня не позабудешь?

Июль 1823-го - август 1824-го - одесский период Пушкина. Столица Новороссии бурно развивалась, культурная жизнь кипела, город был полон русскими и иностранными чиновниками, купцами, военными. Новые картины окружали Пушкина, талант его расцвел, жизненные силы переполняли его.
А.С. Пушкин познакомился с Е. К. Воронцовой (1792 - 1880) в Одессе в сентябре 1823 года.

Воспитывали Елизавету в исключительной строгости, до двадцати семи лет прожила она в деревне и лишь в 1819 году впервые отправилась в свое первое путешествие за границу, во время которого познакомилась в Париже с графом Воронцовым и вышла за него замуж. Вокруг Воронцовых сложился блестящий двор польской и русской аристократии. Графиня Елизавета Ксаверьевна любила веселье. Она сама и ее ближайшая подруга Шуазель участвовали в любительских спектаклях, организовывали самые утонченные балы в городе, Элиза, как многие ее называли, была прекрасной музыкантшей. Граф, а впоследствии князь Воронцов, человек государственного ума и несколько тщеславный, широких взглядов англоман, собирал свое общество, в котором обсуждались дела государственные, политические и придворные, и уж во всяком случае не читали стихов. «Как все люди с практическим умом, граф весьма невысоко ценил поэзию; гениальность самого Байрона ему казалась ничтожной, а русский стихотворец в глазах стоял едва ли выше лапландского». Поначалу он очень ласково принимал Пушкина, позволял ему пользоваться своей ценнейшей библиотекой, хранившимися в ней архивами (в частности, А.Н. Радищева), любезно предоставлял ему возможность знакомиться с новинками книжными, поступавшими в Одессу едва ли не раньше, чем в Петербург.

Поэт был глубоко увлечен Воронцовой, посвятил ей ряд стихотворений. В рукописях А.С. Пушкина сохранилось более 30 рисунков с ее изображением. Ф. Ф. Вигель так описывает характер и наружность Е.К. Воронцовой:
«Ей было уже за тридцать лет, а она имела все право казаться молоденькою... Со врожденным легкомыслием и кокетством желала она нравиться, и никто лучше ее в том не успевал. Молода она была душой, молода и наружностью. В ней не было того, что называется красотою; но быстрый, нежный взгляд ее миленьких небольших глаз пронзал насквозь; улыбка ее уст, которой подобной я не видел, казалось, так и призывает поцелуй».

Воронцов раздражен против Пушкина. Еще в марте 1824 года он начал атаку против поэта: «Что же до Пушкина, то я говорю с ним не более 4 слов в две недели...» Пишет письма ко двору: «Собственные интересы молодого человека, не лишенного дарований, недостатки которого происходят скорее от ума, чем от сердца, заставляют меня желать его удаления из Одессы». Дальше больше: «Я писал гр. Нессельроде, чтобы меня избавили от Пушкина», «надеюсь, что меня от него избавят», «...я повторяю мою просьбу - избавьте меня от Пушкина», «нужно, чтоб его от нас взяли», и наконец в мае он предписывает отправиться поэту на саранчу, как раз перед его днем рождения. Пушкин раздражен и рассержен «непристойным неуважением к нему»: «Я устал быть в зависимости от хорошего или дурного пищеварения того или другого начальника, мне наскучило, что в моем отечестве ко мне относятся с меньшим уважением, чем к любому юнцу англичанину», появляется одна из самых злых его эпиграмм: «Полумилорд, полукупец...»

«После известной его эпиграммы на ее мужа (в которой потом сам он раскаивался), конечно, обращались с ним очень сухо. Перед каждым обедом, к которому собиралось по несколько человек, княгиня-хозяйка обходила гостей и говорила каждому что-нибудь любезное. Однажды она прошла мимо Пушкина, не говоря ни слова, и тут же обратилась к кому-то с вопросом: «Что нынче дают в театре?» Не успел спрошенный раскрыть рот для ответа, как подскочил Пушкин и, положа руку на сердце (что он делывал, особливо, когда отпускал остроты), с улыбкою сказал: «Верная супруга», графиня!» Та отвернулась и воскликнула: «Какая наглость!»

Кораблю
Морей красавец окрыленный!
Тебя зову — плыви, плыви
И сохрани залог бесценный
Мольбам, надеждам и любви.
Ты, ветер, утренним дыханьем
Счастливый парус напрягай,
Волны незапным колыханьем
Ее груди не утомляй.
1824

14 июня Воронцова в блестящем обществе отправилась на яхте из Одессы в Крым, в Гурзуф. Стихи были написаны в связи с этой поездкой. Еще зимой Пушкин надеялся отбыть с ними вместе, но теперь на приглашение рассчитывать не приходилось.
Но Воронцова возвратилась раньше времени, 24 июля, - вместо предполагавшихся двух месяцев она провела в Крыму полтора, оставив гостей с мужем.

Дача Рено, где жили летом Воронцовы, рядом с домом князей Вяземских, стояла на высоком берегу моря, на обрыве. С него сбегала крутая тропинка к морю. Каменистый берег, пещеры, гроты. Графиня любила гулять вдоль берега моря, чтобы брызги от разбивающихся волн обдавали лицо, чтобы подол платья и легкие туфли слегка намокли...

Подробности отношений с графиней Воронцовой Пушкин тщательно скрывал, уничтожил письма.
Ответное чувство графини к Пушкину следует отнести на июнь-июль 1824 года, когда он сделал княгиню Веру Вяземскую (жена друга Пушкина Петра Вяземского) поверенною в своих сердечных делах. «Я даю твои письма Пушкину, который всегда смеется, как сумасшедший. Я начинаю дружески любить его. Думаю, что он добр, но ум его ожесточен несчастиями; он мне выказывает дружбу, которая меня чрезвычайно трогает... Он доверчиво говорит со мною о своих неприятностях, равно как и о своих увлечениях...» (Из письма кн. Вяземской мужу из Одессы.)

Из письма Веры Федоровны Вяземской мужу, 1 августа 1824 года:
«Приходится начать письмо с того, что меня занимает сейчас более всего, - со ссылки и отъезда Пушкина, которого я сейчас проводила до верха моей огромной горы, нежно поцеловала и о котором я плакала, как о брате, потому что последние недели мы были с ним совсем как брат с сестрой. Я была единственной поверенной его огорчений и свидетелем его слабости, так как он был в отчаянии от того, что покидает Одессу, в особенности из-за некоего чувства, которое разрослось в нем за последние дни... Молчи, хотя это очень целомудренно, да и серьезно лишь с его стороны».


5 сентября 1824
Une lettre de Elise Woronzoff. (Письмо Элизы Воронцовой. (франц.))
[Эта запись касается получения письма от Е. К. Воронцовой из Одессы, не сохранившегося. Сестра поэта Ольга Сергеевна Павлищева свидетельствует, что, получая письма из Одессы с такой же печатью, какая имелась у него на перстне, Пушкин запирался в своей комнате и никого не принимал.]

Пускай увенчанный любовью красоты
В заветном золоте хранит ее черты
И письма тайные, награды долгой муки,
Но в тихие часы томительной разлуки
Ничто, ничто моих не радует очей,
И ни единый дар возлюбленной моей,
Святой залог любви, утеха грусти нежной —
Не лечит ран любви безумной, безнадежной.
1824

Сожженное письмо
Прощай, письмо любви, прощай! Она велела...
Как долго медлил я, как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал: гори, письмо любви.
Готов я; ничему душа моя не внемлет.
Уж пламя жадное листы твои приемлет...
Минуту!.. вспыхнули... пылают... легкий дым,
Виясь, теряется с молением моим.
Уж перстня верного утратя впечатленье,
Растопленный сургуч кипит... О провиденье!
Свершилось! Темные свернулися листы;
На легком пепле их заветные черты
Белеют... Грудь моя стеснилась. Пепел милый,
Отрада бедная в судьбе моей унылой,
Останься век со мной на горестной груди...
1825

В стихотворении упомянут перстень.
Многие исследователи жизни А. С. Пушкина знают, что именно графиней Елизаветой Воронцовой поэту был подарен знаменитый перстень, который, во-первых, был парным (второй остался у нее), а, во-вторых, — и это знают немногие исследователи — перстни были изготовлены в Крыму, вернее, в Джуфт-Кале караимскими ювелирами.

Поэт очень гордился своим перстнем, называя не иначе как «мой талисман». Это был сердоликовый перстень-печатка, которым запечатаны немало писем Пушкина; его оттиски поэт ставил на многих рукописях, а под стихотворением «Талисман» поставлено даже пять оттисков.

Там, где море вечно плещет
На пустынные скалы,
Где луна теплее блещет
В сладкий час вечерней мглы,
Где, в гаремах наслаждаясь,
Дни проводит мусульман,
Там волшебница, ласкаясь,
Мне вручила талисман.
...
Милый друг! от преступленья,
От сердечных новых ран,
От измены, от забвенья
Сохранит мой талисман!
Ноябрь 1827

Перстнем Пушкин очень дорожил, никогда не расставался с ним.
Уже после дуэли умирающий поэт завещал его Владимиру Жуковскому, своему другу и «побежденному учителю». После смерти Жуковского его сын Павел передал перстень как драгоценную реликвию писателю Ивану Тургеневу, который в свою очередь завещал, чтобы после его смерти перстень передали самому Льву Толстому, и просил, чтобы тот, в свою очередь, завещал его достойному продолжателю пушкинских традиций в литературе.

Но после смерти И. Тургенева Полина Виардо отослала перстень в Пушкинский музей Александровского лицея, где он и хранился. Весной 1917 года среди других ценных реликвий этого музея перстень был украден. На этом его история прерывается. Вполне возможно, что он все же не переплавлен как «лом драгметаллов» большевиками, и след караимского перстня еще может быть найден. Ведь едва ли существовала третья (перстень был парный) копия этого редчайшего и драгоценного не столько стоимостью металла, а именно своей историей, ювелирного изделия.
В музее остались лишь футляр, слепок камня и его оттиск на сургуче и воске. Этого, очевидно, достаточно, чтобы идентифицировать находку, если человечеству выпадет возможность снова увидеть эту реликвию. Кроме того, существует описание перстня одним из посетителей пушкинской выставки 1899 года в Санкт-Петербурге: «Этот перстень — большое золотое кольцо витой формы с крупным камнем красноватого цвета и резной восточной надписью. Такие камни со стихами Корана или же мусульманской молитвой еще и сейчас часто встречаются на Востоке…»
К этому перстню обращается поэт в стихотворении «Храни меня, мой талисман».

Храни меня, мой талисман,
Храни меня во дни гоненья,
Во дни раскаянья, волненья:
Ты в день печали был мне дан.

Когда подымет океан
Вокруг меня валы ревучи,
Когда грозою грянут тучи,
Храни меня, мой талисман.

В уединенье чуждых стран,
На лоне скучного покоя,
В тревоге пламенного боя
Храни меня, мой талисман.

Священный сладостный обман,
Души волшебное светило...
Оно сокрылось, изменило...
Храни меня, мой талисман.

Пускай же ввек сердечных ран
Не растравит воспоминанье.
Прощай, надежда: спи, желанье;
Храни меня, мой талисман.
1825

Перед отъездом Пушкина из Одессы в Михайловское графиня Воронцова подарила ему на память свой портрет в золотом медальоне и упомянутый перстень-талисман — золотое кольцо с восьмигранным сердоликом и выгравированной на нем надписью. Такой же перстень остался у графини, им Елизавета Ксаверьевна запечатывала письма к Пушкину в Михайловское, велев их тотчас же сжигать.
Именно с этим перстнем на руке Пушкин изображен на картинах работы В. Тропинина, К. Маузера. Пушкин приписывал перстню магические свойства, считал надпись на нем кабалистической и имеющей чудодейственную силу.

В 1888 году надпись на перстне была прочитана исследователем Д. Хвольсоном (известный русский востоковед, доктор философии, профессор восточных языков Санкт-Петербургского университета, автор научного перевода Библии на русский язык), определившим, что надпись сделана именно караимским курсивом и в сокращенном виде значит дословно следующее: «Симха, сын святого старца Иосифа, пусть будет благословенной его память». По мнению Хвольсона, а также Шишмана, именно текст (традиционное для Крыма караимское употребление слова «старец», особенности написания литер и шрифт) дает основание безошибочно определить время и место изготовления перстня — конец XVIII — начало XIX столетия, Крым, Джуфт-Кале. Крым тогда входил в состав Новороссийского края. Генерал-губернатор его с 1823 года Михаил Воронцов имел на полуострове свои владения. Чета Воронцовых, как известно, были в хороших отношениях с караимами, а именно от них графиня и получила в подарок (или как плату за услуги) эти перстни.
Дальнейшая судьба перстня Пушкина хорошо известна, а перстня самой Воронцовой не известна совсем.

* * *
Всё в жертву памяти твоей:
И голос лиры вдохновенной,
И слезы девы воспаленной,
И трепет ревности моей,
И славы блеск, и мрак изгнанья,
И светлых мыслей красота,
И мщенье, бурная мечта
Ожесточенного страданья.
1825

* * *
Ненастный день потух; ненастной ночи мгла
По небу стелется одеждою свинцовой;
Как привидение, за рощею сосновой
Луна туманная взошла...
Всё мрачную тоску на душу мне наводит.
Далеко, там, луна в сиянии восходит;
Там воздух напоен вечерней теплотой;
Там море движется роскошной пеленой
Под голубыми небесами...
Вот время: по горе теперь идет она
К брегам, потопленным шумящими волнами;
Там, под заветными скалами,
Теперь она сидит печальна и одна...
Одна... Никто пред ней не плачет, не тоскует;
Никто ее колен в забвенье не целует;
Одна... ничьим устам она не предает
Ни плеч, ни влажных уст, ни персей белоснежных.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Никто ее любви небесной не достоин.
Не правда ль: ты одна... ты плачешь... я спокоен;
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но если. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
1824

...Воронцову рисовал Пушкин в своих рабочих тетрадях с первых дней знакомства с нею (сентябрь 1823 года). Он изображал и профиль её, и голову, и фигуру – стоящей, сидящей, уходящей, с вырисованной узенькой пяткой, виднеющейся из-под платья, – и руку, играющую на клавикордах, с длинными изогнутыми пальцами. Три последние зарисовки Воронцовой сделал Пушкин в 1829 году. Один портрет – на Кавказе, рядом с портретом Марии Волконской – образы двух женщин, живших в душе поэта. Другие два нарисовал он сёстрам Ушаковым.

Болдинской осенью 1830 года, готовясь начать семейную жизнь, поэт попрощался и с Е. К. Воронцовой.
Для издания 1832 года поэт обозначил это стихотворение буквами «К Е. W. »:

Бегут меняясь наши лета,
Меняя все, меняя нас,
Уж ты для своего поэта
Могильным сумраком одета,
И для тебя твой друг угас.

Прими же, дальная подруга,
Прощанье сердца моего,
Как овдовевшая супруга,
Как друг, обнявший молча друга
Пред заточением его.
1830, 5 октября

Через много лет Пушкин, будучи уже женатым человеком, получит от княгини письмо делового свойства. Сердце его забьется. Былые чувства всколыхнутся в нем, и он ответит ей сдержанным, но нежным письмом:

«Осмелюсь ли я, графиня, сказать Вам о том мгновении счастья, которое я испытал, получив Ваше письмо, при одной мысли, что Вы не совсем забыли самого преданного из Ваших рабов?

Честь имею быть с глубочайшим почтением, милостивая государыня, вашим нижайшим и покорнейшим слугой.

Светлейший князь Воронцов был похоронен в Спасо-Преображенском кафедральном соборе Одессы «в знак признания их заслуг перед Одессой, ввиду благочестивого образа жизни и многочисленных дел милосердия».
Когда Елисавета Ксаверьевна скончалась, её тело было захоронено рядом с прахом мужа.
В 1936 году советская власть приняла решение об уничтожении собора - его снесли. Перед взрывом останки четы Воронцовых были извлечены из саркофага рабочими в присутствии милиционеров. Могилы были разграблены — из гроба Е. К. Воронцовой украдены украшения, которые были на покойнице и шитое золотом одеяние. Остались только скелеты, которые были перевезены на кладбище, расположенное в районе Одессы Красной Слободке. Там их выбросили у кладбищенского забора. Только благодаря стараниями простых одесситов останки были подобающе захоронены на территории кладбища.
В 2005 году городские власти Одессы приняли решение о перезахоронении праха супругов Воронцовых в нижнем храме возрожденного Спасо-Преображенского собора, под тем местом, где саркофаг с прахом Воронцовых располагался в верхнем храме. Церемония перезахоронения состоялась 10 ноября 2005 года.

Елизавета Ксаверьевна Воронцова (1792-1880) поражала современников не только красотою, но и живым умом, хорошим образованием. Она была женой Новороссийского генерал-губернатора М. С. Воронцова, в подчинении у которого находился ссыльный Пушкин. Их знакомство состоялось осенью 1823 года. Первые впечатления от этого знакомства нашли свое отражение в рисунках на полях первой и второй глав «Евгения Онегина». Любовь эта была во многом трагической, ее значение в духовной и творческой биографии Пушкина чрезвычайно велико.

КОРАБЛЮ

Морей красавец окрыленный!
Тебя зову - плыви, плыви
И сохрани залог бесценный
Мольбам, надеждам и любви.
Ты, ветер, утренним дыханьем
Счастливый парус напрягай,
Волны незапным колыханьем
Ее груди не утомляй.
1824

Стихи были написаны в связи с поездкой Воронцовой в большом обществе из Одессы в Крым. Находившийся в очень недобрых отношениях с М. Воронцовым, который ни во что не ставил поэзию, Пушкин быть среди гостей не мог. Обращает внимание почти фольклорное обращение к ветру и кораблю, интонационно родственное «Плачу Ярославны».
1 августа Пушкин должен был покинуть Одессу, высланный в Михайловское. Теперь, когда он разлучен, и станут складываться стихи, на которых отсвет его любви к Е. Воронцовой, таковы строчки в знаменитом стихотворении «К морю»:

Могучей страстью очарован,
У берегов остался я.

С Воронцовой, по-видимому, связаны и стихотворение «Прозерпина», и то, в котором «ненастному» виду Михайловского противопоставляется черноморский пейзаж с одинокой женщиной...

* * *
Ненастный день потух; ненастной ночи мгла
По небу стелется одеждою свинцовой;
Как привидение, за рощею сосновой
Луна туманная взошла...
Всё мрачную тоску на душу мне наводит.
Далеко, там, луна в сиянии восходит;
Там воздух напоен вечерней теплотой;
Там море движется роскошной пеленой
Под голубыми небесами...
Вот время: по горе теперь идет она
К брегам, потопленным шумящими волнами;
Там, под заветными скалами,
Теперь она сидит печальна и одна...
Одна... Никто пред ней не плачет, не тоскует;
Никто ее колен в забвенье не целует;
Одна... ничьим устам она не предает
Ни плеч, ни влажных уст, ни персей белоснежных.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Никто ее любви небесной не достоин.
Не правда ль: ты одна... ты плачешь... я спокоен;
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Но если. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
1824

А тем временем в Михайловское приходят письма Воронцовой, о которых его сестра Ольга рассказывала, что, получив их, он запирался в своей комнате и никого не принимал. Стихотворение, написанное, видимо, под влиянием ее портрета:

* * *
Пускай увенчанный любовью красоты
В заветном золоте хранит ее черты
И письма тайные, награды долгой муки,
Но в тихие часы томительной разлуки
Ничто, ничто моих не радует очей,
И ни единый дар возлюбленной моей,
Святой залог любви, утеха грусти нежной -
Не лечит ран любви безумной, безнадежной.
1824

СОЖЖЕННОЕ ПИСЬМО

Прощай, письмо любви, прощай! Она велела...
Как долго медлил я, как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал: гори, письмо любви.
Готов я; ничему душа моя не внемлет.
Уж пламя жадное листы твои приемлет...
Минуту!.. вспыхнули... пылают... легкий дым,
Виясь, теряется с молением моим.
Уж перстня верного утратя впечатленье,
Растопленный сургуч кипит... О провиденье!
Свершилось! Темные свернулися листы;
На легком пепле их заветные черты
Белеют... Грудь моя стеснилась. Пепел милый,
Отрада бедная в судьбе моей унылой,
Останься век со мной на горестной груди...
1825

Как резко переменился тон любовных стихотворений! Спали романтические черты вымышленного образа - перед нами глубоко страдающий человек, эпизоды его личной биографии. В стихотворении упомянут перстень. Он был подарен Пушкину Е. К. Воронцовой, им поэт запечатывал свои письма и не снимал никогда, называя своим талисманом. Снял его с мертвой руки Пушкина Жуковский. К этому перстню обращается поэт в стихотворении «Храни меня, мой талисман».

* * *
Храни меня, мой талисман,
Храни меня во дни гоненья,
Во дни раскаянья, волненья:
Ты в день печали был мне дан.

Когда подымет океан
Вокруг меня валы ревучи,
Когда грозою грянут тучи,
Храни меня, мой талисман.

В уединенье чуждых стран,
На лоне скучного покоя,
В тревоге пламенного боя
Храни меня, мой талисман.

Священный сладостный обман,
Души волшебное светило...
Оно сокрылось, изменило...
Храни меня, мой талисман.

Пускай же ввек сердечных ран
Не растравит воспоминанье.
Прощай, надежда: спи, желанье;
Храни меня, мой талисман.

ЖЕЛАНИЕ СЛАВЫ

Когда, любовию и негой упоенный,
Безмолвно пред тобой коленопреклоненный,
Я на тебя глядел и думал: ты моя,-
Ты знаешь, милая, желал ли славы я;
Ты знаешь: удален от ветреного света,
Скучая суетным прозванием поэта,
Устав от долгих бурь, я вовсе не внимал
Жужжанью дальнему упреков и похвал.
Могли ль меня молвы тревожить приговоры,
Когда, склонив ко мне томительные взоры
И руку на главу мне тихо наложив,
Шептала ты: скажи, ты любишь, ты счастлив?
Другую, как меня, скажи, любить не будешь?
Ты никогда, мой друг, меня не позабудешь?
А я стесненное молчание хранил,
Я наслаждением весь полон был, я мнил,
Что нет грядущего, что грозный день разлуки
Не придет никогда... И что же? Слезы, муки,
Измены, клевета, всё на главу мою
Обрушилося вдруг... Что я, где я? Стою,
Как путник, молнией постигнутый в пустыне,
И всё передо мной затмилося! И ныне
Я новым для меня желанием томим:
Желаю славы я, чтоб именем моим
Твой слух был поражен всечасно, чтоб ты мною
Окружена была, чтоб громкою молвою
Всё, всё вокруг тебя звучало обо мне,
Чтоб, гласу верному внимая в тишине,
Ты помнила мои последние моленья
В саду, во тьме ночной, в минуту разлученья.
1825

«Одно из самых сильных любовных стихотворений Пушкина по напряженному чувству, по порыву (ни одного глагола)»- так характеризует Т. Цявловская стихотворение «Всё в жертву памяти твоей», которое она относит тоже к «воронцовскому» циклу:

* * *
Всё в жертву памяти твоей:
И голос лиры вдохновенной,
И слезы девы воспаленной,
И трепет ревности моей,
И славы блеск, и мрак изгнанья,
И светлых мыслей красота,
И мщенье, бурная мечта
Ожесточенного страданья.
1825

В ноябре 1827 года, когда Елизавета Ксаверьевна появилась в Петербурге, Пушкин вновь обратился к теме талисмана. Только теперь стихотворение звучит не ожесточенно, а ликующе.

ТАЛИСМАН

Там, где море вечно плещет
На пустынные скалы,
Где луна теплее блещет
В сладкий час вечерней мглы,
Где, в гаремах наслаждаясь,
Дни проводит мусульман,
Там волшебница, ласкаясь,
Мне вручила талисман.

И, ласкаясь, говорила:
Сохрани мой талисман:
В нем таинственная сила!
Он тебе любовью дан.
От недуга, от могилы,
В бурю, в грозный ураган,
Головы твоей, мой милый,
Не спасет мой талисман.

И богатствами Востока
Он тебя не одарит,
И поклонников пророка
Он тебе не покорит;
И тебя на лоно друга,
От печальных чуждых, стран,
В край родной на север с юга
Не умчит мой талисман...

Но когда коварны очи
Очаруют вдруг тебя,
Иль уста во мраке ночи
Поцелуют не любя -
Милый друг! от преступленья,
От сердечных новых ран,
От измены, от забвенья
Сохранит мой талисман!»
Ноябрь 1827

Будут возникать в жизни поэта новые имена, новые увлечения, но профиль Е. К. Воронцовой еще не раз возникнет на полях черновиков и 1828, и 1829 годов. Отголоски этого чувства прозвучат в отдельных строфах поэмы «Цыганы» и в драме «Русалка», в стихотворении «Ангел» и в неоконченном романе «Арап Петра Великого».
Болдинской осенью 1830 года, готовясь к новой, семейной жизни, мысленно оглядываясь на прожитое, поэт попрощался и с Е. Воронцовой:

ПРОЩАНЬЕ

В последний раз твой образ милый
Дерзаю мысленно ласкать,
Будить мечту сердечной силой
И с негой робкой и унылой
Твою любовь воспоминать.

Бегут меняясь наши лета,
Меняя все, меняя нас,
Уж ты для своего поэта
Могильным сумраком одета,
И для тебя твой друг угас.

Прими же, дальная подруга,
Прощанье сердца моего,
Как овдовевшая супруга,
Как друг, обнявший молча друга
Пред заточением его.
1830, 5 октября

Готовя это стихотворение в издание 1832 года, поэт обозначил его буквами «К Е. W.»
Она пережила поэта на сорок с лишним лет и до конца своей долгой жизни ежедневно читала его сочинения. «Когда зрение совсем ей изменило, она приказывала читать их себе вслух, и притом сподряд, так что когда кончались все томы, чтение возобновлялось с первого тома»,- так писал о ней П. И. Бартенев.

ных, "повелительных" слов. Эта строфа представляет собой две самостоя-тельные сентенции, опосредованно сочетающиеся с общей содержательно-концептуальной информацией, интегрированной в последней строфе, в ко­торой своеобразное употребление придает слову лицо следующие значе­ния: достоинство, совесть, моральная безупречность и даже долг (человека и поэта).

В концептуальной информации объединены отдельные сочетания слов, выражающие понятия отрицательно-оценочного порядка: заводить архи­ вы, быть притчей на устах у всех и понятия положительно-оценочного характера: привлечь любовь пространства, услышать будущего зов, остав­лять пробелы и др. Этой СКИ подчинены мысли, выраженные во всех пре­дыдущих строфах синтактико-композиционными средствами: но (в треть­ей) , и (в четвертой, пятой, седьмой).

Смысловая цельность стихотворения слагается из отдельных фраз внутри строф: все предложения тематически связаны мыслью - быть са­мим собой до конца.

При анализе путей интеграции важно иметь в виду, что объединяемые части целого не обязательно подчиняются одна другой и все они вместе - одной, наиболее важной. Сила интеграции заключается в том, что она раскрывает взаимообусловленность частей, иногда ставя их в положение равнозначных или близких по выраженным в них этическим принципам или художественно-эстетической функции. Это особенно отчетливо наблю­дается в анализируемом стихотворении, где каждая часть-строфа самодов-леюща. Чтобы не допустить некоторого упрощенчества, вероятно неизбеж­ного при разложении художественного произведения, следует предоста­вить читателю возможность самому увидеть, как каждая строфа соотно­сится с другой и все они - с целым произведением.

Главное в процессе интеграции - центростремительность частей текста. "Центром" является содержательно-концептуальная информация, частич­но содержащаяся в отдельных отрезках текста. В этом стихотворении Б. Пастернака она в основном заключена в последней строфе, но подго­товлена содержанием каждой из предшествующих.

Когда создатель текста мыслит абстрактными категориями, подкреп­ляя их эмпирическими данными, содержательно-концептуальная информа­ция постепенно оформляется в интегрированных выводах гипотетическо­го или конкретного характера. Когда он мыслит образами, воплощенны­ми в разных формах эстетико-художественного изображения фактов и явлений действительности, содержательно-концептуальная информация лишь угадывается, предполагается, смутно, а иногда и противоречиво толкуется.

В двух приведенных выше текстах - научном и художественном это существенное различие в выявлении содержательно-концептуальной ин­формации (СКИ) достаточно четко представлено. Процесс интеграции стремится к завершению, к результату этого процесса, а результат интегра­ции обычно сконцентрирован в СКИ.

В научных и деловых текстах процесс интеграции и его результат обыч­но заранее запрограммированы, в литературно-художественных результат интегрирования может быть непредсказуем даже для самого автора. 128

Возможно, что это проявление бессознательного, которое, как полагают некоторые психологи, достаточно активно в художественном твор­честве 1 .

В этом отношении интересна мысль, высказанная Е. Фальком: "Ли­тературное произведение - творческий акт, и поэтому его цельность - результат композиционной интенции, применения стилистических прие­мов и схем, посредством которых части сцепляются и организуются. Подобно явлениям действительности это справедливо вне зависи­мости от степени сознательности с которой эта интенция реализу­ется" 2 .

Сам процесс интеграции предполагает отбор частей текста наиболее существенных для содержательно-концептуальной информации. Разу­меется, что в речетворческом акте, который нашел свое выражение в тексте, может появиться избыточность информации или же иррелевант-ные к основному содержанию отрывки. Можно с уверенностью сказать, что часто взгляд читателя не задерживается на подобных отрезках текста, интуитивно чувствуя иррелевантность или несущественность. Различные факторы, а именно "сильные" и "слабые" семантические связи между отрезками текста, пресуппозиция, появляющаяся в связи со знанием пред­мета наблюдений, распределение смысловых акцентов между отдельными частями высказывания 3 , способствуют выявлению того, что подлежит интеграции и что фактически интегрируется.

Примечательно то, что сама интеграция, втягивая в свою орбиту даже иррелевантные части, способствует их переосмыслению и в конце концов становится немыслимой без этих частей.

Процесс интеграции художественного произведения проходит ряд ста­дий, которые описаны автором этих строк в других работах 4 .

Интеграция литературного произведения предполагает неоднократное прочтение этого произведения, причем это прочтение каждый раз протека­ет под другим углом зрения. В процедурах, обеспечивающих интеграцию текста, особое внимание было уделено взаимоотношению первого впечат­ления целостности произведения, получаемого от охвата содержания в целом и после детального анализа системы стилистических приемов и семантики отдельных частей, синтезирования всех элементов, в той или иной степени дополняющих содержание произведения.

1 См: Бассин Ф.В., Прангишвили A.C., Шерозия А.Е. О проявлении активности бес­сознательного в художественном творчестве. Вопросы философии, 1978, № 2.

* Folk Eugene H. Stylistic Forces In the Narrative. - In: Patterns of Literary Style. The Pennsylvania State University Prêts, 1971, p. 42.

3 См.: Вольф EM. Грамматика и семантика прилагательного. M., 1978, с. 157, где эти факторы определяют, по мнению автора, обязательность/факультативность прилагательного и которые я счел возможным экстраполировать в область ин­ теграции текста.

4 Гальперин И.Р. О принципах семантического анализа стилистически маркирован­ ных отрезков текста. - В кн.: Принципы и методы семантических исследований. М., 1976; Он же. Об анализе языка и стиля писателя. - В кн.: Язык и стиль писа­ теля в литературно-критическом анализе художественного произведения. Киши­ нев, 1977; Он же. Stylistic*. M., 1977.

Интеграция может быть воспринята лишь при аналитическом подходе к произведению, т.е. при разложении первого целостного восприятия.

Но откуда появляется это первое впечатление целостности произведе­ния? Предполагается, что в следующих друг за другом отрезках текста существует некоторая смысловая нить, которая создает линейный харак­тер восприятия сообщения. Эта нить может иногда привести к перемеще­нию фокуса сообщения от основной темы к побочной. Однако эта побочная тема все же опосредованно связана с основной ассоциативными и конно-тативными отношениями, которые, как уже указывалось, не всегда легко проследить и выявить. Можно сказать, что между удаленными друг от друга отрезками текста появляется смысловая соотнесенность, которая тем определеннее кристаллизуется, чем ближе эти отрезки расположены и чем заметнее в них формально-грамматические и лексико-семантические связи.

Процесс интеграции осложнен также и характерным для литературно-художественного произведения разнообразным по формам членением тек­ста 1 . Объемно-прагматическое и контекстно-вариативное членение тормо­зит процесс интеграции, процесс восприятия целостности текста, так как при переключении от одного способа коммуникации к другому не всегда соблюдается логическая последовательность, но такое переключение неизбежно, так как наша способность к восприятию информации посте­пенно понижается, если форма изложения не подвергается модификации. Ничто так не утомляет как однообразие и монотонность.

Мы постепенно приблизились к пониманию интеграции как "скрытой" категории, категории, чуждающейся определенности. Выше уже говорилось о расширительном толковании понятия грамматической категории 1 , кате­гории текста допускают известную степень размытости, неопределенности. Тем не менее поскольку сам текст представляет собой некое организован­ное единство, то естественно предположить, что и его категории, несмотря на "размытость", могут подвергаться упорядоченности. Интеграция - од­на из форм такой упорядоченности.

Упорядоченность - это то, что оолегчает читателю, для которого и соз­дано произведение, проследить, как постепенно реализуется процесс ин­теграции текста. М.Б. Храпченко пишет по этому поводу: "В своем дина­мическом единстве, в разнообразии и неоднородности своего содержания, своих функций, художественные произведения как в первоначальном своем замысле, так и в завершенном виде обращены к "потребителю" литературы и искусства" 3 .

Проследим теперь, как взаимосвязаны и взаимообусловлены катего­рии интеграции и завершенности. Воспринимаемая нами "картина мира" находится в постоянном движении и изменении. Однако каждый отдель­ный отрезок этого движения может быть воспринят дискретно. Для этого требуется остановка процесса. Получается некий "снятый момент", кото-

"См. гл. ш.

См. Введение и гл. I.

3 Храпченко М.Б. Литературам моделирование действительности. -В кн.: Контекст-73. М., 1974, с. 29.

рый дает возможность рассмотреть отрезок движения во всех его характер­ных особенностях, его формах, связях, направленности его составляющих.

Текст, будучи речетворческим актом, фиксированным отрезком ком­муникативного процесса, представляет собой своего рода "снятый мо­мент" этого процесса. В тексте воспроизводится та часть общей "картины мира", которая попадает в поле зрения исследователя (писателя, ученого, публициста) в данный конкретный момент его восприятия.

Разрешу себе повторить, что мне представляется ошибочным мнение некоторых ученых о том, что текст не имеет границ. В своем "правильно оформленном виде" текст имеет начало и конец. Текст без начала и конца может существовать лишь как отклонение от типологически установлен­ного образца текста.

Создатель текста прежде всего ставит перед собой задачу поведать чи­тателю, объяснить со своих позиций, в меру своего понимания, в своих целях io явление объективной действительности, в сущность которого он стремится проникнуть. Познание какого-то явления протекает сложно, прерывисто, отвлекаясь от основной цели и вновь возвращаясь к ней, обогащаясь отрывочными впечатлениями и суждениями, но в целом пре­следуя одну, основную, поставленную ранее задачу. Но при каких усло­виях можно считать эту задачу выполненной? Что можно считать завер­шенностью текста?

Я полагаю, что текст можно считать завершенным тогда, когда с точки зрения автора его замысел получил исчерпывающее выражение. Иными словами, завершенность текста - функция замысла, положенного в осно­ву произведения и развертываемого в ряде сообщений, описаний, размыш­лений, повествований и других форм коммуникативного процесса. Когда, по мнению автора, желаемый результат достигнут самим поступательным движением темы, ее развертыванием - текст завершен.

Как видно из изложенного, понятие завершенности приложимо лишь к целому тексту, а не к его части, как это представляется некоторым ис­следователям грамматики текста.

Таким образом, завершенность как категория правильно оформленно­го текста может показаться читателю, не разгадавшему замысла автора, нереализованной. Как часто можно слышать от неискушенных читателей жалобы на то, что художественное произведение оставляет его в неведении относительно дальнейшей судьбы героев или цели, поставленной перед собой автором, иными словами, относительно содержательно-концептуаль­ной информации. Необходимо оговориться, что в некоторых случаях ав­тор сознательно оставляет проблему нерешенной. Является ли текст в таком случае незавершенным? Думаю, что нет. Текст завершен именно тем, что поставленная проблема представляется автору не назревшей для однозначного решения. Или же он не считает нужным сообщать вывод, решение, окончательное суждение, считая, что содержательно-фактуальная информация или же подтекст, импликации и пресуппозиции подскажут читателю необходимое или возможное решение, а сам автор как бы толь­ко "подталкивает" его.

Показательно в этом отношении стихотворение Пушкина "Ненастный день потух".

Ненастный день потух; ненастной ночи мгла По небу стелется одеждою свинцовой; Как привидение, за рощею сосновой;

Луна туманная взошла... Все мрачную тоску на душу мне наводит. Далеко, там, луна в сиянии восходит; Там воздух напоен вечерней теплотой; Там море движется роскошной пеленой

Под голубыми небесами... Вот время: по горе теперь идет она К брегам, потопленным шумящими волнами;

Там, под заветными скалами, Теперь она сидит печальна и одна... Одна... никто пред ней не плачет, не тоскует; Никто ее колен в забвенье не целует; Одна... ничьим устам она не предает Ни плеч, ни влажных уст, ни персей белоснежных.

Никто ее любви небесной не достоин.

Не правда ль: ты одна... ты плачешь... я спокоен;

Но если

Вряд ли нужно пояснять, что должно следовать за этим но если... Пов­тор слова одна, сомнение, выраженное "не правда ль" и имплицитным я спокоен, а также глубина значений отрицательных предложений, начи­нающихся словами никто и ничьим - все это с достаточной прозрачно­стью рисует состояние поэта, тоскующего по возлюбленной и обуревае­мого сомнениями в ее верности. Возможно в этом но если... скрыта угроза или мучительное подозрение. Это очевидно остается еще неясным и для самого поэта, но текст стихотворения из-за этого не может счи­таться незавершенным.

Сошлюсь еще на один пример. В рассказе О" Генри, озаглавленном "Дуэль", изображены два героя, которые приехали в Нью-Йорк с намере­нием "победить" этот город. Один из них - художник, другой - бизнес­мен. Через четыре года они встретились. Бизнесмен преуспел в своих делах, художник не признан и бедствует, но тем не менее не в состоя­нии сбросить с себя чары большого, шумного, ослепительного, манящего города. Вопрос - кто из них победил Нью-Йорк, поставленный в тексте рассказа, писатель оставляет без ответа, предоставляя читателю самому найти ответ. Спрашивается, можно ли сказать, что этот рассказ-текст не завершен? Как указывалось выше, завершение здесь в преднамерен­ной незавершенности. Нет ничего парадоксального в таком утверждении. В текстах разного типа и в особенности в художественных, а иногда и в научных сама постановка новой проблемы тоже есть своего рода завер­шение. Это особенно очевидно, когда само название представляет собой вопрос, как например: "Что делать?" или "Кто виноват?" и т.д.

Чтобы уточнить понятие завершенности, как мне представляется, нужно его ограничить какими-то признаками, общими для всех текстов. Для этого необходимо построить некую идеальную модель текста, допускающуювариа-тивность, которая реализуется в различных функциональных стилях языка.

Одним из таких признаков я считаю сопряженность понятий завершен­ности и названия. Подавляющее большинство текстов разных видов, жанров, типов имеет название, которое то в ясной, конкретной форме, то в завуалированной, имплицитной выражает основной замысел, идею, концепт создателя текста. Исключение составляют тексты личных писем, мемуаров и некоторые другие. Но и в них имплицитно присутствует один общий заголовок, который условно можно выразить словами - Вот что произошло за истекший период времени (со мной, с нами, с обществом).

Можно без преувеличения сказать, что название имеется в сознании каждого, берущегося за перо. Название это компрессированное, нерас­крытое содержание текста. Название своеобразно сочетает в себе две функции - функцию номинации (эксплицитно) и функцию предикации (имплицитно). Название можно метафорически изобразить в виде закру­ченной пружины, раскрывающей свои возможности в процессе разверты­вания. Уместно здесь привести некоторые высказывания классиков ли­тературы и ученых.

Чехов писал, что "вся суть... в названии книги", а С.Д. Кржижановский считает, что "Заглавие - ведущее книгу словосочетание, выдаваемое авто­ром за главное книги".

Л.Н. Толстой требовал, чтобы "Название вытекало из содержания рас­сказа". Л.С Выготский в книге "Психология искусства" пишет: "...назва­ние дается рассказу, конечно, не зря, оно несет в себе раскрытие самой важ­ной темы, оно намечает ту доминанту, которая определяет собой все по­строение рассказа. Это понятие, введенное в эстетику Христиансеном, оказывается глубоко плодотворным, и без него решительно нельзя обой­тись при анализе какой-нибудь вещи" ".

Некоторые ученые, приверженцы порождающей семантики, как напри­мер Дресслер, считают, что глубинная структура текста выявляется в от­ношении, существующем между названием и основным корпусом текста 2 .

Эти отношения весьма разнообразны. В некоторых произведениях за­головок лишь называет проблему, решение которой дается в тексте. В других - название как бы тезис самого корпуса текста. В иных произве­дениях оно настолько глубоко закодировано, что его декодирование воз­можно только по прочтении всего произведения. Так, название романа Сомерсета Моэма "The Painted Veil" (Раскрашенная завеса) можно деко­дировать лишь зная "Сонет" П.Б. Шелли: "Lift not the painted veil which those who live call Life..." (He поднимай раскрашенную завесу, которую люди называют Жизнь...). Так же трудно понять смысл названия романа Воннегута "Бойня номер пять или крестовый поход детей", если не знать подробностей бомбардировки Дрездена американской авиацией во второй мировой войне.

Необходимо дифференцировать роль названия в моделях различных текстов: научного, делового, публицистического и художественного. В на­учных текстах название выражает, как было указано выше, основное

1Выготский Л.С. Психология искусства. М. 1968, с. 204.

2 См.: Hendricks M".O.Essays on Semiolinguistics and Verbal Art. Hague, 1973, p. 58.

содержание, подчас раскрывая его концептуальную сущность, а иногда лишь указывая на предмет мысли. И в том и в другомс лучае название и содержание текста сопряжены с основной темой произведения. В художественном тексте название часто лишь опосредованно связано с содержательно-концептуаль­ной информацией. Иногда смысл названия завуалирован метафорически или метонимически. Последний тип названия принимает форму одного из предложений или высказывания, или словосочетания, встречающегося в тексте и оно, таким образом, становится как бы представителем всего текста.

Можно классифицировать названия по форме, содержащейся в нем СКИ или СФИ, например: 1) название-символ, 2) название-тезис, 3) название-цитата, 4) название-сообщение, 5) название-намек, 6) на­звание-повествование (см. названия глав в английских романах XVIII в.).

Но каково бы ни было название, оно обладает способностью, оолее того, силой ограничивать текст и наделять его завершенностью. Это его ведущее свойство. Оно не только является сигналом, направляющим вни­мание читателя на проспективное изложение мысли, но и ставит рамки такому изложению. Текст ограничен во времени и пространстве. Как ска­зано вначале, он представляет собой снятый момент и в этой "снятости" является завершенным. Снятость же предопределена номинацией (наи­менованием) момента - названием. Название романа Толстого "Анна Каренина" не имеет интродуктивной номинации (Н.Д. Арутюнова, 1977), здесь номинация другого рода. Ее можно назвать содержательно-концеп­туальной номинацией, поскольку Анна. Каренина - это образ. В нем по­тенциально содержится информация о жизненных коллизиях героини, о ее чувствах, мыслях, переживаниях. "Анна Каренина", как это опреде­ляют литературоведы, "открытый роман". Трагический конец рассматри­вается как продолжение идеи, вложенной Толстым в это произведение.

Особенно выпукло содержательно-концептуальная информация про­является в таких названиях художественных произведений, как "Воскре­сение" Л.Н. Толстого, "Накануне" И.С. Тургенева, "Как закалялась сталь" H.A. Островского и т.д. Подобные названия представляют собой закоди­рованную содержательно-концептуальную информацию. В названии рас­сказа Чехова "Что чаще всего встречается в романах, повестях и т.п.", приведенного полностью на стр. 38-39, имплицитно содержится протест автора против банального, пошлого, антиэстетического.

Таким образом, название (заголовок) - это имплицитная максималь­но сжатая СКИ, причем, как все сжатое, она стремится к развертыванию, распрямлению.

Интересно также отметить связь названия с категориями ретроспекции и проспекции. Название направляет внимание читателя к тому, что будет изложено. Однако часто в процессе чтения читатель вновь обращается к названию, стараясь уяснить себе его смысл и соотнесенность с содержани­ем текста. Таким образом, название, являясь по своей природе выраже­нием категории проспекции, в то же время обладает свойствами ретро­спекции. Эта двойственная природа названия отражает то свойство каждо­го высказывания, которое, опираясь на известное, устремлено в неизвест­ное. Иными словами, название представляет собой явление тематически-рематического характера.

В связи с проблемой завершенности стоит привести интересную мысль Альбера Камю. Рассматривая роман как особый жанр художественной литературы, он пишет: "Роман придает жизни форму, которой в ней нет, создавая замкнутые миры и законченные типы... где слова конца произ­несены" 1 . Очевидно это надо понимать так: жизнь бесконечна в своем движении и развертывании, роман конечен, жизнь как бы прекращается. "Слова конца" я рассматриваю как выражение концепта автора.

В процессе рассмотрения категорий интеграции и завершенности воз­никла необходимость разграничить понятия завершенности и концовки. Завершенность ставит предел развертыванию текста, выявляя его содер­жательно-концептуальную информацию, имплицитно или эксплицитно содержащуюся в названии. Концовка - это заключительный эпизод или описание последней фазы развертывания фабулы (сюжета) произведения. Иными словами, концовка - это своеобразная "точка" текста.

Таким образом, понятие завершенности относится к содержательно-концептуальной информации, а концовка, наоборот, относится только к содержательно-фактуальной информации.

Я прекрасно понимаю, насколько условно такое разграничение, однако оно необходимо, потому что зти понятия текста, как впрочем и многие другие, нуждаются в уточнении и в некоторой терминологизации обще­известных слов.

Ненастный день потух; ненастной ночи мгла
По небу стелется одеждою свинцовой;
Как привидение, за рощею сосновой
Луна туманная взошла…
Всё мрачную тоску на душу мне наводит»
Далеко, там, луна в сиянии восходит;
Там воздух напоен вечерней теплотой;
Там море движется роскошной пеленой
Под голубыми небесами…
Вот время: по горе теперь идет она
К брегам, потопленным шумящими волнами;
Там, под заветными скалами,
Теперь она сидит печальна и одна…
Одна… никто пред ней не плачет, не тоскует;
Никто ее колен в забвенье не целует;
Одна… ничьим устам она не предает
Ни плеч, ни влажных уст, ни персей белоснежных.
. . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . .
Никто ее любви небесной не достоин.
Не правда ль: ты одна… ты плачешь… я спокоен;
. . . . . . . . . . . . .
Но если. . . . . . . . . . . . .

Анализ стихотворения «Ненастный день потух» Пушкина

Адресатом произведения Александра Сергеевича Пушкина «Ненастный день потух…» принято считать графиню Елизавету Ксаверьевну Воронцову, с которой поэт познакомился в Одессе.

Стихотворение написано в 1824 году. Его автору исполнилось 25 лет и он находится в ссылке в одном из имений своей семьи — селе Михайловском. Положение усугубляет разлад с отцом. Впрочем, поэт много пишет, память возвращает ему имена и лица — так рождаются и стихи, адресованные, предположительно, Е. Воронцовой. Есть сомнения также, что чувство поэта было взаимным, впрочем, стихотворение говорит о другом. По жанру — любовная лирика, по размеру оно похоже на разноударный дольник, рифмовка кольцевая, смежная, перекрестная, деления на строфы нет. Рифмы открытые и закрытые. Лирический герой — сам автор. Одна и та же луна на небе, но над какими разными краями она восходит! Там, где сейчас поэт — «ненастной ночи мгла», там, где его утраченная возлюбленная — «воздух напоен теплотой, море движется под голубыми небесами». То есть, на юге еще, быть может, не стемнело, как здесь, на севере под Псковом.

Похоже, поэт хорошо изучил свою любимую, он знает, что в этот час она в одиночестве спускается к морю. «Сидит печальна и одна». Было время, когда они спускались к морю вместе, и она улыбалась. Теперь же ничьи уста ее не касаются (здесь поэт не может удержаться от перечисления, которое красноречиво передает его страсть). Она сама решила так. «Я спокоен»: поэт уверен, что минувший год — не срок для этого чувства, его избранница верна его памяти. «Никто ее любви небесной не достоин» — почти запальчиво утверждает А. Пушкин. И тут же умоляюще переспрашивает: не правда ль, ты одна, ты плачешь. Невозможность свидания наводит на него «мрачную тоску». «Но если…»: обычно эту строку принято трактовать в том духе, что «но если судьба позволит нам вновь увидеться», однако ее можно понимать и как скрытую угрозу ревнивого, страдающего сердца. Сознавая свое бессилие, поэт не может ни утешить, ни обжечь свою возлюбленную подозрением.

Кто знает, не забыла ли она его? Мысль об этом ему невыносима. Вообще, здесь можно видеть как недосказанность, авторское умолчание (в череде многоточий; новаторский прием для того времени), так и незавершенность самого стиха. Тавтологический повтор: ненастный день, ненастной ночи. Анафора: там, одна, никто. Эпитет: роскошной пеленой. Сравнение: как привидение.

А. Пушкин в Михайловском не расстается с перстнем, подаренным ему Е. Воронцовой, с новой глубиной, более зрело, размышляет о любви и разлуке.

Подчеркните имена существительные в предложном падеже.

С давних времён люди мечтали о полётах в космос. В сказках, в пес­нях, в мечтах человек давно побывал и на Луне, и на Солнце, и на далёких звёздах. И вот в 1961 году Юрий Гагарин на корабле «Восток» впервые побывал в космосе.

(Самопроверка. Ответ дан на обратной стороне карточки.)

VIII. Подведение итогов урока

По каким признакам можно распознать имена существи­тельные в предложном падеже?

С каким ещё падежом могут употребляться предлоги на, в, о?

По каким признакам можно определить творительный падеж?

Назовите общие предлоги для винительного и творитель­ного падежей.

Домашнее задание

Упр. 150 (с. 87).

Записать в словарик слово аллея, составить с ним предложение.

Тема: Повторение сведений о падежах и приёмах их распознавания. Несклоняемые имена существительные

Цели: развивать умение определять падеж имён существитель­ных; повторить понятие несклоняемые имена существительные.

Формируемые УУД: п. - самостоятельное выделение и форму­лирование познавательной цели; поиск и выделение необходимой информации; структурирование знаний; анализ, сравнение, клас­сификация объектов по выделенным признакам; синтез; подве­дение под понятие; к. - умение с достаточной полнотой и точно­стью выражать свои мысли в соответствии с задачами и условиями коммуникации; р. - постановка учебной задачи; сличение спосо­ба действия и его результата с заданным эталоном; оценивание качества и уровня усвоения материала; л. - нравственно-этиче­ское оценивание усваиваемого содержания, обеспечивающее лич­ностный моральный выбор на основе социальных и личностных ценностей.

Ход урока

I. Организационный момент

II. Проверка домашнего задания (Учащиеся по цепочке читают словосочетания, называют па­деж имён существительных.)

Как вы разобрали первое предложение?

Какие слова из словаря вы записали? Назовите орфограммы в этих словах.

Прочитайте предложения, которые вы составили с этими словами.

III. Актуализация знаний

Выборочный диктант

Выпишите слова со стечением согласных, подчеркните ор­фограммы. Подберите проверочные слова.

Легко и радостно играет в сердце кровь.

Желания кипят, я снова счастлив, молод...

Мороз и солнце; день чудесный!

Ещё ты дремлешь, друг прелестный -

Пора, красавица, проснись...

Три девицы под окном

Пряли поздно вечерком.

Царь Салтан за стол честной

Сел с царицей молодой.

А. Пушкин

Поздняя осень. Грачи улетели.

Лес обнажился. Поля опустели.

Только не сжата полоска одна.

Грустную думу наводит она.

Н. Некрасов

Ненастный день потух; ненастной ночи мгла

По небу стелется одеждою свинцовой...

А. Пушкин

(Один ученик работает на откидной доске.)

Выполните звуко-буквенный разбор слова солнце.

Разберите по составу слово окрестных.

- Разберите слово (в) сердце как часть речи.

(Три ученика выполняют грамматические разборы на откид­ной доске. Коллективная проверка, самооценка.)

IV. Самоопределение к деятельности

Послушайте стихотворение.

Весенние падежи

Всё пробудилось ото сна:

По миру шествует весна.

Как будто расцветаем мы,

Почувствовав приход весны.

И захотелось выйти мне

Навстречу молодой весне.

В листве зелёной утону

И в этом обвиню весну.

Природа дышит лишь одной

Неповторимою весной.

Скворец, присевший на сосне,

Горланит песни о весне.

Другим об этом расскажи,

И повторишь ты падежи.

Н. Ключкина

- Какое слово изменяется в стихотворении? (Весна.)

- Как изменяется слово весна! (По падежам.)

(Учитель ещё раз медленно читает стихотворение, учащиеся выписывают словосочетания с существительным весна, опреде­ляют его падеж.)

Что вы узнали о падежах русского языка?

Какими способами можно определить падеж имён сущест­вительных?

Какие падежи имеют одинаковые вопросы?

Как их различить?

Сформулируйте задачи урока. (Вспомнить, какие падежи есть в русском языке, на какие вопросы отвечают имена су­ществительные во всех падежах, поупражняться в определе­нии падежа имён существительных.)



error: Контент защищен !!